Анкеты, восторги, слёзы… В ЗОНЕ БЕДСТВИЯ (8)

Ещё в 1990 году Ивановский молодёжный народный театр лишился централизованного финансирования. Многие, в том числе знаменитые народные театры, работавшие в профсоюзных клубах и домах культуры, тогда просто прекратили существование. Регина Гринберг и её коллектив продолжали барахтаться вопреки обстоятельствам. Осенью 1993 года мы играли «Мозаику» уже в пятьсот какой-то раз. В конце, как обычно, были вызваны Региной Михайловной на площадку для присутствия на зрительском обсуждении спектакля. Тут уж выступала она, это был её выход, обязательный ритуал, прежде чем зрителям станут раздавать анкеты.

Обыкновенно люди выражали свои восторги, задавали вопросы.

Регина обстоятельно отвечала. Часто они просили рассказать об актёрах. Представляя нас, режиссёр обязательно перечисляла учёные степени и должности, производя впечатление на публику, чем дальше, тем большее. Участники «Мозаики», бывшие в начале жизни спектакля студентами или молодыми специалистами, постепенно остепенялись, росли по службе. Эта роль Регине очень нравилась.

• 

Так она поступила и на сей раз. После чего, как всегда, попросила зрителей заполнить анкеты. Уже много лет анкетирование зрителей было у нас ещё одним обязательным ритуалом. Кроме кратких сведений о себе, в анкете нужно было написать о своём впечатлении от сегодняшнего спектакля.

 Дежурные стали раздавать анкеты,

а мы получили возможность пойти переодеться. Когда я, переодевшись, поднялся из гримировочной в фойе, зрители уже расходились. Я обратил внимание на мужчину, стоявшего рядом с молодым акселератом, по-видимому, сыном. Он держал в руках анкеты и так смотрел на меня, что было понятно: хочет что-то сказать и не решается. Я сам подошёл:

— Вы хотите сдать анкеты?

— Нет. Вы знаете, я уже несколько раз заполнял анкету… давно, а эти мы решили заполнить основательно и прислать по почте, — быстро-быстро заговорил мужчина, опасаясь, видимо, что я его не дослушаю.

– Понимаете, какое чудо… Мы с женой в 78-м году восемь раз смотрели «Мозаику». Мы бегали на неё почти каждый раз, кода вы играли. Не всегда… но восемь раз всё же удалось попасть. У нас уже был двухлетний сын. Мы его к девчонкам в общежитии пристраивали, а сами – дули на «Мозаику».

Это было такое счастье! Мы всегда жалели, что спектакль оканчивается. Мы бы тут так и сидели, и не уходили бы. Но тогда мы, закончив институт, уехали в Сибирь. Потом переехали в Ленинград, работали за границей. Теперь живём в Москве. Защитились. Сын наш уже видите какой! Студент.

Вы знаете, мы стали театралами. Где бы мы ни бывали, мы обязательно ходим в театры. Нам всегда хотелось ещё хоть разок ощутить то, что мы чувствовали на «Мозаике», побывать в такой атмосфере. Мы видели хорошие спектакли, но… Даже вот «Юнону» и «Авось» потом обсуждаем…. Спектакль великолепный, тоже по Вознесенскому, превосходная музыка, актёры, постановка…. А всё же, говорим, — не  «Мозаика».

Сын бурчит: «Достали вы уже со своей «Мозаикой»!». А мы ему: «А-а-а! Ты ничего не понимаешь!». И вот я собрался на конференцию. В первый раз с тех пор – в Иваново. Решил взять с собой сына. Всё-таки — город нашей с мамой молодости, да и его родина. И вдруг объявляют: есть билеты на «Мозаику».

Я своим ушам не верю.

Мне казалось, это было в какой-то другой жизни, нереально давно. Столько всего произошло! И у нас, да и … страна-то уж другая. Знаете, пока сюда — в театр — не попал, всё не верил, что это возможно…

— Ну, а как сейчас прозвучал спектакль? – спрашиваю.

— Вы знаете, он ещё лучше стал. Как современно звучит! А новые вещи – про собор – вообще… это действительно – очищение души!.. Знаете, что мне этот студент сказал: «Наконец-то я вас с мамой понял!». Представляете! Я уж и не думал, что когда-нибудь услышу от него что-нибудь подобное….

— Понравилось тебе? – обращаюсь к акселерату, который на целую голову выше своего папаши.

— Классный спектакль….

— Вы представляете, что это значит! – восторженно реагирует отец – В этих устах – это высшая похвала. От него такого дождаться невозможно. Они же обо всём сейчас судят с кривой рожей….

Напрасно он так. Я видел, как светился его парень в финале «Мозаики», особенно, когда Надя Романова пригласила его на «вальс при свечах».

• 

— Скажите, когда ещё будет это чудо? Уверен, жена обязательно всё бросит и приедет…

Увы, я не мог назвать ему ни точной, ни даже приблизительной даты следующего спектакля. Может, через месяц, может, через полтора. Когда опять срастётся….

Когда я рассказал Регине об этом разговоре,

она только криво и устало усмехнулась:

— Ах, Андрей, не травите душу…. Они анкеты сдали?

— Нет. Обещали прислать по почте.

— Не пришлют. Надо было настоять, чтоб всё же заполнили и сдали, — стала она корить меня, всем своим видом демонстрируя недовольство моей наивностью и нерадивостью.

Анкеты всё больше занимали её. Она изучала все отзывы, сортировала их по ей же изобретённым рубрикам: «стихотерапия», «театр открыл мне Вознесенского», «театр заставляет задуматься» и т.п.

Копии отпечатанных отзывов уносила домой и там продолжала, как она выражалась, «работать с анкетами», считая их бесценным материалом.

В последнее время она всё чаще впадала в меланхолию и говорила, что зря ухлопала свою жизнь, что всё было напрасно. «Зря» — потому что теперь она осталась без денег, театр – без средств, никому до этого нет дела, никто ей по-настоящему не помогает, никто её по-настоящему не понимает….

Анкетами, хранящими горячие восторги,

высокие сентенции, искренние благодарности, мне кажется, пыталась она заслониться от знаменитой подлости театра, который, в отличие от других видов искусства, существует только пока идёт спектакль и исчезает с последними словами и аккордами. Анкеты, заполненные сразу после спектакля, хранили его жар. В этих искренних, положенных на бумагу словах как бы материализовался, удерживался ускользающий театр. И только анкеты по-настоящему опровергали её меланхолию, только общаясь с ними, она вновь обретала надежду, что всё-таки — не всё зря.

Ни многочисленные статьи в поддержку театра, которые продолжали публиковать местные газеты, ни выступления Регины по телевиденью, ни наши письма в различные инстанции не возымели никакого действия. Денег у театра так и не было.

Деятельная натура Регины Гринберг по-прежнему требовала творческого поприща. Она занялась работой над циклом радиопередач: «Страницы истории Молодёжного театра», писала большие статьи в газеты о работе над спектаклями по Б.Окуджаве и В.Высоцкому. О том, как приходилось преодолевать противодействие местных идеологических начальников. Как всегда, то, что она делала, свидетельствовало о её незаурядности, её мастерстве и вызывало интерес….

В феврале 1996 года страшный пожар полностью уничтожил

ту часть здания клуба фабрики имени Балашова, где располагался Молодёжный театр. Это был не первый пожар в клубе. В 1978 году клуб чудом удалось спасти. Благодаря коллективу театра, немедленно слетевшемуся, ущерб был минимизирован.

Теперь пожар начался ночью. Говорили, виной всему — загоревшийся бензовоз в гараже на первом этаже. О недопустимости соседства театра, где бывают зрители, с гаражом Регина не раз с возмущением говорила в разных кабинетах. Без толку.

Наутро мы бродили с ней по пепелищу. Ветер гонял обгорелые клочки театральных афиш и программок. Кругом ещё дымилось.

• 

— Может быть, так и лучше… — вдруг, скорее себе, чем мне, тихо сказала режиссёр.

Это были слова вконец измученной, уже и без того потерявшей всякую надежду пожилой женщины.

Потом она встрепенётся, начнёт ходить по кабинетам,

писать письма во все ивановские инстанции, предпринимателям, в Москву: авторам, журналистам, депутатам, друзьям…. Олег Табаков пришлёт какие-то деньги из своего фонда. Андрей Вознесенский приедет, даст творческий вечер в пользу Молодёжного театра. Со сцены и с экрана телевизора он будет взывать к ивановским меценатам. Евгений Евтушенко тоже приедет в Иваново с благотворительным творческим вечером в пользу Молодёжного театра. Благотворительный концерт дадут ивановские артисты.

Эти искренние и благородные жесты будут свидетельствами признания её вклада в театральное искусство, незаменимости её театра. Будут очень важны, но кардинально ситуацию не изменят, ибо останутся без поддержки местных бизнесменов и чиновников.

Она просила хотя бы небольшое помещение, хотя бы минимум музыкальных инструментов и аппаратуры, чтобы можно было восстановить спектакли репертуара и играть их в концертных вариантах. Кучу писем отправили и мы: актёры, члены худсовета. Глухо! Иваново – «зона экономического  бедствия». Это было признано официально. Масштаб бедствия, как видно, выходил за границы чисто материальной сферы.

PS. Отзыв о спектакле, пришедший из Москвы в 1993 году:

Н.Степанов, профессор, Л.Сидоров, доктор хим. наук, Д.Катаев, кандидат хим. наук  и др. – сотрудники химического факультета МГУ.

—   Мы были в Иванове на Всесоюзном научном совещании. Его устроители… организовали встречу с коллективом театра поэзии. Театр показал спектакль «Мозаика» по стихам А.Вознесенского. У нас, оказавшихся в тот вечер в клубе фабрики имени Балашова, разные поэтические вкусы, литературные и театральные пристрастия. Но и вернувшись в Москву, всякий раз при встрече мы неизменно начинали говорить  об этом театре и спектакле, более того, заметили, что говорим об увиденном на каком-то особом языке, осторожно касаясь словом того, что произошло в тот вечер. Так не играют. Так живут в последний раз. Нет сейчас смысла обсуждать детали постановки, особенности игры отдельных актёров. Хочется лишь сказать о том, что театр поэзии, такой, каким его сделала Р.М.Гринберг, — явление драгоценное, остро необходимое и сейчас, и завтра…. Раз побывав в нём, начинаешь думать о театре, как о родном человеке, скучать по нему, тревожиться, как ему живётся…. Пожелаем же им всем счастливого воплощения замыслов.