СВЕРДЛОВСК. «ОПУПЕЯ УПИ». «МОЗАИКА», гастроли, ч. 3-я (4)

Вскоре после премьеры «Мозаики» пришло приглашение оргкомитета театрального фестиваля «Весна УПИ – 78» принять участие в этом фестивале в апреле. (УПИ – Уральский политехнический институт, г. Свердловск). Это приглашение встретило благожелательный отклик в Ивановских инстанциях. Мы стали собираться в Свердловск.

То, как  «заделывала» спектакли Регина Михайловна перед предыдущими сумасшедшими гастролями в Москву, заставило меня взять на этот раз всё в свои руки. Я был общественным директором Молодёжного театра.

Созвонившись с оргкомитетом, я объяснил какие требования мы предъявляем к площадке: размеры, высота, мощность и напряжение электропитания, наличие инструмента, съемные стулья, возможность драпировки стен и пр.  

По телефону же я получил от них подробное описание помещения, которое они для нас нашли. Таким образом, я имел подробнейший план и прочие сведения о площадке, где нам предстояло играть.

Когда все технические вопросы были прояснены,

Регина Михайловна сочла, что теперь привилегия общения с оргкомитетом принадлежит ей, и стала звонить сама. Она по телефону даже сдружилась с членами этого оргкомитета. Мне она говорила: «Очень интеллигентные ребята!».

• 

 За неделю до выезда коллектива мы отправили в Свердловск по железной дороге всё наше имущество, забив им половину багажного вагона. А потом поехали и сами. Тоже поездом. Нас — 30 человек. Нескучно. Уверенность, что на этот раз всё заранее предусмотрено и никаких «сюрпризов» быть не должно, добавляла мне хорошего настроения.

Поезд пришёл в Свердловск часов в шесть вечера.

Узнаём, что имущество наше благополучно прибыло и находится на товарном дворе. Идём в гостиницу, благо она через дорогу от вокзала. Устраиваемся без проблем.

Регина Михайловна в прекрасном расположении духа, спешит обрадовать своих интеллигентных друзей из оргкомитета: «Ну, что: мы приехали!» …

Затем она меняется в лице: «Как?!.. Да, вы понимаете, чего это стоило приехать сюда…коллектив – тридцать человек…как ничего не можете?..». Она кладёт трубку в растерянности: «Они дети какие-то… Представляете, нам отказали в той площадке, которую мы с ними целый месяц обсуждали. И другой у них нет».

Утром я и Володя Баранников

идём в этот «интеллигентный» оргкомитет.  Нас встречают с нескрываемым сочувствием, как потерпевших, как обиженных злой судьбой, как жертв. Этого ещё не хватало! 

• 

Они, видите ли, сочувствуют, но ничего не делают и, похоже, не собираются. Объясняют нам, что директор того Дворца культуры, где мы должны были выступать, как на грех вышел из отпуска и отказал в предоставлении площадки. Говорят: «Понимаете, он – директор. Кто ему может приказать? А другого помещения у нас, к сожалению, нет».

Отметаем их сочувствие и сожаление.

Главное, что мы им внушаем – что им придётся-таки заняться поиском помещения для нас. Всё-таки нам  выделяют человека, с которым мы можем ходить по клубам и домам культуры в поисках подходящего помещения.

Сопровождающий водит нас по почтенным учреждениям культуры. Разговоры же у нас получаются примерно такие:

— Мы… приехали на фестиваль аж из Иванова, а тут… Мы посмотрели и нам подходит ваше помещение. Выручайте!

— С удовольствием. Вот прямо сейчас и включим вас в план на следующую декаду. Вам какой день недели удобнее? Мы не отказываем, но… только на следующей декаде.

Весь коллектив сидит в гостинице

в ожидании команды на погрузку и монтаж оборудования. Никто никуда не отлучается. Никто не ходит на фестивальные спектакли. Все ждут команды от нас.

 Первый день не принёс результатов. Вся первая половина следующего дня также потрачена впустую. Наше терпение иссякло. Завтра вечером спектакль, а мы всё на том же месте! Решительно врываемся в кабинет секретаря комитета комсомола УПИ.

Секретарь — первый человек в Свердловске,

который отнёсся к нам не с пустым сочувствием, а с желанием решить проблему.  Он посадил нас в свою служебную «Волгу», и мы вместе с ним поехали к директору того Дворца культуры, где и планировалось наше выступление.  

И в два счёта он этого директора уговорил. Директор оказался весьма милым человеком. Просто у него во Дворце только что сделали ремонт, и он подумал, как бы мы чего не испортили. Но если очень надо, то он, конечно, не против.

Мы дали клятву, что ничего не испортим, и помчались организовывать перевозку и монтаж оборудования.

Коллектив, засидевшийся в гостинице в неизвестности, с энтузиазмом принимается грузить, возить, носить, монтировать. Закончили уже за полночь. Последними трамваями возвращаемся в гостиницу. Ехать далеко.  Хорошо, ещё не все трамваи уехали в парк. Не то бы мы совсем замёрзли. Ночью вдруг резко похолодало.

Утром мы увидели, что весь Свердловск завален снегом.

Первые два дня были совсем тёплые, мы ходили в пиджаках, и вдруг.… Это в середине-то апреля. Вот он – Урал!

Захожу в номер, где живут режиссёр и ведущая актриса Надежда Романова. Регина Михайловна лежит вся в слезах.

— Что случилось, Надя?

В ответ – молчание.

И тут я понимаю причину Надиного молчания (и слёз режиссёра): ничего сказать она просто не может. Ни одного звука произнести не способна, потому что полностью потеряла голос. Сказалось-таки вчерашнее ночное путешествие через весь город.

Только этого не хватало!

После всего, что было сделано для спасения гастролей, после этих двух ужасных дней – такой новый сюрприз! Что же делать? Сажусь за телефон. Звоню заведующей ближайшей поликлиникой. Объясняю ей ситуацию, прошу помочь.

Нас сразу принимает отоларинголог — пожилая женщина. Объясняю ей, что сегодня вечером спектакль, а это – ведущая актриса.

• 

— Ну, петь она у вас сегодня не сможет, а говорить… можно попробовать, — произносит врач, осмотрев Надино горло. Она чем-то прыскает, чем-то смазывает. Надя издаёт звуки, хриплые, но звуки! – Пусть делает ингаляции с содой, — советует врач.

Купить соды в свердловских магазинах невозможно. Перебои с содой. Выпрашиваю щепотку в гостиничном буфете, у горничной заимствую электрический чайник. Надежда садится делать ингаляции.

Кажется, кое-что получается.

Посидев десять минут над чайником, Надя на минуту обретает звук. Со временем период звучания увеличивается. У Надежды уже красное, опухшее лицо, но она стоически дышит паром. Мы все, периодически заглядывая в её номер, спрашиваем: «Ну, как?».

В оргкомитете   почти истерика. Их одолевают участники фестиваля, зрители. У нас – бесконечное совещание. Кажется, Надя уже способна разговаривать минут пять подряд. Спектакль в 9 вечера, авось да разговорится. Нужно, чтобы чайник всё время был под рукой, и Надежда могла бы периодически припадать к нему.

А – была-не была! Звоним: будем играть…

 И тут нас ждёт ещё один сюрприз. Публики, желающей попасть на «Мозаику», собралось раз в десять больше, чем мест в нашем зале. Начинаем пускать по билетам оргкомитета, но сзади напирает огромная масса народу.

Мгновенно поняв, что сейчас от наших конструкций и амфитеатра останутся рожки да ножки, мы (мужчины), сцепившись локтями, встаём в цепь. Удерживаем толпу у последней черты, за которой уже может быть только разгром.

Первой начала сдаваться всё-таки толпа.

Почувствовав это, развиваем успех, постепенно выдавливаем толпу и, улучив момент, запираем дверь.

Вход зрителей на «Мозаику» – уже начало спектакля. Звучит орган, актёры встречают и рассаживают людей, идёт настройка и зрителей, и актёров на разговор о важных вещах.… А как вам такое вот начало?

Однако, вопреки всему, мы начали. За загородкой на протяжении всего спектакля кипел чайник с раствором соды. Отработав эпизод, Надежда припадала к чайнику и снова на какое-то время обретала способность читать стихи.

Здесь я не могу не вспомнить добрым словом основных партнёров Нади по спектаклю Володю Баранникова и Славу Сухорукова. Как они подставляли плечо Надежде, когда у неё начинал садиться голос! Они то включались и начинали читать вместе с Надей, то подменяли её, не давая упасть напряжению эпизода, нарушиться ритму спектакля. Вообще ощущение локтя друг друга, возникшее ещё в противостоянии толпе, опасение за Надеждин голос — всё это пошло на пользу спектаклю.

На следующий день мы вновь играли «Мозаику»,

на этот раз, слава Богу, без приключений. Потом нам вдруг сообщили, что наше имущество хотят выгрузить на улицу.

Мы бросились спасать своё добро. За три или четыре рейса грузовик, выделенный оргкомитетом, перевёз наше имущество к товарному двору вокзала (грузили и разгружали, разумеется, мы сами). Но сдать груз для отправки в Иваново оказалось невозможно.

Работники багажного отдела отказывались принимать и всё! Препирательства с ними ни к чему не привели. Между тем стемнело. Драгоценное оформление «Мозаики» пропадало под дождём. Кончится этот Свердловск когда-нибудь или нет?

Я стал звонить по автомату в горисполком дежурному по городу, куда-то ещё, пытаясь найти управу на багажных работников. Видя, что я, в конце концов, могу дозвониться, старшая багажница подошла ко мне и посоветовала никуда не звонить, а лучше дать на их бригаду 35 рублей. Я отдал последние общественные деньги, и вмиг проблема была решена.

• 

Нам удалось посмотреть на этом фестивале

три или четыре спектакля других театров. Интересными показались коллективы из Риги и Протвино.

На итоговом обсуждении в наш адрес были сказаны приятные слова. «Этот спектакль мы ждали!», — воскликнула пожилая критикесса, судя по всему, очень авторитетная в Свердловске.

Наш театр стал лауреатом фестиваля «Весна УПИ – 78», и мы поехали домой. Когда поезд тронулся, и за окнами поплыл город Свердловск, где первым секретарём обкома КПСС служил товарищ Ельцин Б.Н., кто-то произнёс:

— Да-а-а, вот это была эпопе-е-я!

— Опупея,- поправила Регина Михайловна, — «ОПУПЕЯ  УПИ»!

Так, под этим названием и вошли в историю Молодёжного театра эти гастроли в Свердловск.

Теперь это, конечно, Екатеринбург, и там, наверное, уже всё иначе.