Ремонт. Булат Окуджава и Алексей Лебедев (4)

В конце 1969 года клуб, в котором работал Ивановский молодёжный театр, был внезапно объявлен аварийным. Зрительный зал закрыли на ремонт.

Потолок продолбили намеренно.

Целью акции была ликвидация театра. Слишком много хлопот он доставлял. Слишком много своеволия проявлял.

Никто и не собирался делать никакой ремонт. Его и в планах-то не было. А вот все планы театра были сорваны. Но не на тех напали! Регина Гринберг и коллектив вступили в борьбу. Во все инстанции и ивановские, и московские веером разлетались письма. Журналисты центральных изданий встали на защиту театра…

Словом, пришлось им всё-таки делать ремонт. Продолжался он три года. Но в результате Молодёжный театр получил ещё и по-современному оборудованную сцену. А возможности театрального света вообще стали лучшими в городе.

Но это будет через три года, а пока…

На следующий же день после закрытия зала и срыва всех планов театра режиссёр предложила делать спектакль по Окуджаве. Она уже придумала ему название: «Замок надежды». Начинаться спектакль бездомного театра должен со стихотворения: «Строитель, возведи мне дом…».

Задача была совершенно необычная. В такой степени музыкального спектакля у театра ещё не было. У нас осталось единственное помещение – репетиционная комната. В ней мы и начали ныть песни Окуджавы.

«Ныть», потому что она заставляла «выпевать» специфические окуджавские коленца, как всегда — осваивать авторскую интонацию. Хорошо Окуджаве – у него высокий голос и выдающаяся музыкальность. У нас же поначалу всё это походило именно на жалобное нытьё.

Но с каждой репетицией роднее и роднее становились нам эти песни и стихи. Мы их и так все любили, мы были очарованы Окуджавой. Особенно после личного знакомства с ним. Но чем глубже погружались мы в его поэзию, тем больше согревались наши души её особой, ни на что не похожей теплотой.  

Работа шла полтора года.

В июне 1971-го показали спектакль автору. Булат, как и обещал, вернулся. Регина паниковала жутко. Дёргалась сама, дёргала нас и штатных работников.  Видя её состояние, Булат сказал нам перед началом:

— Вот суматошная! Она не понимает, что мне это заранее нравится. Даже если это будет очень несовершенно, я, как автор, всё равно – благодарен и счастлив.             

После показа, от его снисходительности не осталось и следа. Он даже несколько растерянно говорил, что ничего подобного не ожидал. Ему в самом деле понравилось.

Он сделал ряд текстовых правок. Попросил выбросить одну песню, поскольку ему-де стыдно перед той женщиной, которую он в этой песне упрекает, хотя кругом неправ сам. И восторженно поддержал Регину во всех основных сценарных и режиссёрских решениях.

Премьеру сыграли осенью 1971-го

в актовом зале Текстильного института. Принята публикой она была прекрасно. Но режиссёр осталась недовольна.

Это был большой и плоский зал с высокой сценой. Она же увидела, что спектакль, который репетировался в комнате, предполагал теперь и иную степень близости зрителя. Иной уровень общения актёров и публики, чем привычное обращение со сцены.

Фактически вынужденно (шёл ремонт зала) она сделала камерный спектакль. Хорошо он шёл потом в больших аудиториях Мединститута и ИХТИ. Там публика располагалась на высоком амфитеатре и каждого зрителя было видно. А также в небольших залах с низкими подмостками, либо вовсе без таковых.

Тогда же, в 1971-м, Регина почувствовала, что малый зал открывает совершенно новые возможности театра. Разговор «глаза в глаза» на человеческих интонациях, без педалированной актёрской «подачи» текста вызывает и больший отклик в зрительских душах. Особенно такой разговор подходил стихам и песням Окуджавы.

• 

• 

Сейчас трудно объяснить молодым, что в то время это было новаторством, даже открытием. Так тогда стихи не читали. Не было малых сцен и камерных поэтических спектаклей.

«Парабола» была неистовой и громкой. «Замок надежды» — откровенно доверительным. С обращениями не к целому залу, а к каждому зрителю в отдельности.  Регина Гринберг интуитивно почувствовала, что именно такой разговор со зрителем соответствует изменившемуся времени.

Мы любили наш «Замок надежды»,

любили его играть. Не было случая, чтобы нам не удалось «раскачать» самый сложный зал, самую «не нашу» аудиторию. Спектакль был лёгок на подъём.

• 

В качестве оформления его, своеобразных «подмостков», использовались шесть разного размера «кубов». Точнее – параллелепипедов, собирающихся в две «матрёшки». Они разбирались на глазах у зрителей. Локальный театральный свет обеспечивался двумя парами «пистолетов» на штативах, соединённых с переносным регулятором.

Не смотря на ремонт в собственном зале, Молодёжный театр продолжал много выступать. На выездных площадках. Кроме «Замка надежды», в том же 1971-м мы выпустили ещё и спектакль о поэте-маринисте нашем земляке Алексее Лебедеве. Штурмане подлодки, погибшем в 1941 году.

Стоит рассказать об истории появления этого спектакля.

Идея заняться Алексеем Лебедевым родилась, когда стало ясно, что спектакль по Окуджаве нуждается в защите, в прикрытии. Б.Окуджава был критикуемым и вообще подозрительным автором. А Лебедев был земляком. Приближалась 30-я годовщина его гибели.

К тому же он был хорошим поэтом. Правда, мало успел написать, мало о нём известно и написано. Сочинять пьесу Гринберг пришлось самой. В «Замке надежды» не был занят Станислав Малинкин. Теперь он стал работать над ролью Алексея Лебедева.

Регина подняла всё, что было написано Лебедевым и о нём, вступила в переписку с вдовой поэта, жившей в Ленинграде, и получила её воспоминания. Привлекла к работе сестру А.Лебедева, которая жила в Иванове, других людей, знавших поэта.

Из этого разрозненного и необработанного материала

стала складываться своеобразная пьеса о судьбе поэта и его творчестве. Не умел халтурить и Стас Малинкин. Работая над образом А.Лебедева, он, как всегда, выкладывался полностью.

Спектакль, после года репетиций, вышел к зрителю. Он получился вполне достойным Молодёжного театра, его прекрасно принимали зрители. Похвал от начальства, впрочем, мы не дождались. Оно, казалось, даже расстроилось, что теперь невозможно уесть Регину за отсутствие спектакля на местном материале.

Не облегчил «Торжественный реквием» и судьбу «Замка надежды». Комиссии, «отсматривавшие», как они выражались, «Замок», раз за разом уходили от принятия решения о его приёмке. Назначались новые просмотры.

Ситуация представляла настоящую головоломку для членов профсоюзного худсовета. С одной стороны, придраться было не к чему. Даже привычные для критиков Окуджавы упрёки в мелкотемье в данном случае были неубедительны. Регина уравновесила уязвимые для такой критики стихи и песни о «простом муравье», «кузнечиках» и «голубом шарике» сильным военным циклом.

С другой стороны, Окуджава воспринимался как какой-то полузапрещённый автор. Пластинки с его песнями тогда не выходили. Сборники выходили малыми тиражами. Зато большими тиражами выходили партийные газеты и журналы, которые в 60-е годы выпустили несколько залпов критических статей по творчеству Окуджавы. Это все помнили.

Это был первый в стране спектакль по стихам и песням Б. Окуджавы.

В конце концов Гринберг призвала на подмогу Москву. Два театральных критика приехали в Иваново и высоко оценили спектакль. Они сняли тем самым ответственность с худсовета ивановского Дома художественной самодеятельности профсоюзов. Сдачи спектакля прекратились. Мы играли его в течение шести следующих сезонов.

Оба новых спектакля помогли пережить ремонт, сохранить коллектив в трудное бездомное время.