
МЕСТА ДЛЯ ПОЛИТБЮРО. Лена отжигает. Мат во Дворце (5)
КОНЦЕРТ ВО ДВОРЦЕ. Часть 5-я. Все участники концерта уже на сцене, и все, так же, как и я, ждут, что скажет Лена.
Была ещё одна заморочка, на которую ушла уйма времени. Это – сцена вручения детишками цветов членам Политбюро. Наш режиссёр загодя предупредил:
— Наконец-то удалось уговорить КГБ, чтобы Политбюро сидело в первом ряду, а не в правительственной ложе. На этом концерте это будет ВПЕРВЫЕ!
Сказано это было с такой значительностью, даже с придыханием, что стало ясно: осуществляются творческие мечты.
— В финале нарядные детишки будут вручать цветы членам Политбюро. Появляться они будут из большой корзины. Вывозить, открывать корзину, выпускать детишек поручено нашему «поэтическому театру». Вам надо быть предельно собранными: дети есть дети.
Огромная развесёлая корзина-ширма,
вся в искусственных цветах и с дверцей внизу для выхода ребят была готова только к последней репетиции. Тогда же были доставлены в КДС 40-50 разодетых, словно куколки, детишек.
Они предварительно тоже где-то репетировали, но в новых обстоятельствах поначалу растерялись. Их выход, вернее — выбег к членам Политбюро пришлось повторять много раз. В результате, до сдачи комиссии ЦК так и не получилось ни одного чистого прогона.
Наконец, уже в десятом часу вечера началась сдача концерта.
В первых рядах разместились важные люди из ЦК партии и ВЦСПС. За их спинами трепетали режиссёры. Всё шло на удивление гладко и мало-помалу грандиозное, помпезное зрелище стало выруливать к финалу.
В моей душе нарастало беспокойство за Лену: вот-вот ей предстоит произнести свои знаменитые, всеми уже выученные наизусть слова про вперёд смотрящих, вперед идущих. Я знал, что Лена зубрила этот текст всякую свободную минуту и тряслась, как судорога.
И вот финал.
Все участники концерта уже на сцене, и все, так же, как и я, ждут, что скажет Лена. Врубается музыка, Лена начинает:
— Вперёд смотрящие, вперед идущие,
Страну с-с-с…
она опять хотела сказать своё: «с каждым днём крепящие», но почувствовала, что что-то не так и, исправляясь на ходу, проорала: «крепящие с каждым днём».
Получилось чётко:
. . .Страну, скрипящую с каждым днём. . .
Тамбурмажор едва не выронил свой посох и потерял ритм. «Ах!… О-о-о!… Ни хрена себе!», – раздалось вокруг меня из среды хористов и танцоров. Я посмотрел в зал и увидел, что режиссёрская группа в полном составе скрылась за спинками кресел.
Это финал не нашего концерта, но примерно то же самое
И только сидевшие в первых рядах члены комиссии
сохраняли абсолютную невозмутимость. Впрочем, их состояние можно было бы назвать абсолютной осоловелостью и опупелостью.
Множество массовых танцевальных эпизодов, когда сотни танцоров, занимая всё пространство колоссальной сцены, изображали то ударный труд, то спортивные ристалища, то просто непомерное счастье. Столь же массовые выступления цирковых и хоровых коллективов. Общие выходы тысяч участников….
Всё это сидевших в первом ряду вынуждало без конца крутить головой, создавало ощущение одного мельтешения, которое к концу должно было только раздражать. По виду членов комиссии было ясно, что им сейчас хоть «Вся власть Учредительному собранию!» крикни, они не шелохнутся.
Режиссёры постепенно стали вылезать из-за кресел,
концерт, набрав ещё пафосу, закончился. После некоторой паузы, когда все мы продолжали стоять на сцене, а режиссёры выслушивали резюме членов комиссии, главный режиссёр обратился к нам с призывом потерпеть ещё немножко. Он хотел бы повторить какой-то эпизод в несколько изменённой редакции.
Вдруг из динамиков откуда-то из-под потолка Кремлёвского Дворца Съездов раздалось:
— Эй, умник! Ты для нас автомобили приготовил, а? По домам нас развозить предусмотрел? Метро ведь скоро закроется. Или ты подумал, что вы поедете, а мы пешком отсюда должны топать?! Пошёл ты на …. Все вы, … мать, сильно важные, а о рабочем человеке х… когда подумаете! Хватит! Отыгрались на сегодня, всё выключатся!
Действительно после отборного мата, отрезвляюще прозвучавшего в самом сердце Державы в присутствии Высокой Комиссии и выразившего чаянья всего трудового народа, обслуживающего КДС, прожектора погасли. Отключились микрофоны, а нам ничего не оставалось, как двигаться к своим автобусам.
К гостинице подъехали в полвторого ночи.
Наш автобус остановился аккурат напротив подъезда. Лена выходила передо мной. Спустившись из автобуса, вместо того, чтобы сделать шагов пять по прямой и оказаться в гостинице, она вдруг резко повернула направо и стала удаляться куда-то в ночь. Я догнал её, окликнул:
— Лена, куда ты?
Она остановилась, ошалело посмотрела на меня мутным взором, мало что соображая. Взяв за руку, я повёл её в гостиницу. Она с безразличием и отрешённостью поплелась за мной. Увидев Валю, я рассказал ей – всё-таки врач – о происходящем с Леной. Валентина ответила в своей неподражаемой немного менторской манере:
— Ничего удивительного – она выдула целый пузырёк валерьянки.
— Где ж она её взяла?
— Я дала.
— Как же ты могла, Валя!
— Но я же не знала, что она — как кошка…
Насмешница! Уж эти мне врачи!..
Тут выяснилось, что в нашем коллективе стало одним врачом больше. Оказалось, Саша, который только что своим громовым голосом декламировал «Марш вперёд смотрящих», уже вот-вот должен взлететь в сторону своего Саратова. Ему доставлена замена – опытный чтец, коллега нашей Валентины.
Никто, кроме саратовцев, не заметил, когда исчез Саша. Теперь эта новость даже перебила впечатление от ленкиного антисоветского стихотворчества и матерщины под сводами Кремлёвского Дворца Съездов.
Врач из Саратова справедливо решил, что ему следует «прописаться» в нашем коллективе. «У него с собой было…». Очень кстати, поскольку сна всё равно ни в одном глазу.
(продолжение следует)

