ЗНАТНАЯ ВЕЛОСИПЕДИСТКА (4)
Бабушка моя Екатерина Сергеевна и сама была в авторитете у местных людей. Мудрая была старушка. И с чувством юмора у неё всё было в порядке. Пошутит, подковырнёт кого-то. Слышу: все друг другу передают, что Сергеевна сказала.
Бывало, цыплята — петушки начинают забавно учиться кукарекать. Любуется на них. Один вскочит на камешек, вытянет шею и пропищит неумело. «Ах, ты, родимый! Что твой Лемешев», — весело отреагирует бабушка.
Электричество до её избы так никогда и не дотянули, но радио было давно. Радио она слушала и была в курсе всего. Райкина любила послушать, концерт какой-нибудь, «Театр у микрофона». Городские, отдыхавшие в деревне у родственников, когда хотели с умным человеком пообщаться, приходили к Екатерине Сергеевне на беседу.
Согбенная он была изрядно.
Можно было подумать, что горбатая. Но это не природный горб. Такую форму принял её позвоночник со временем. Поглядишь, как она управляется у низкой плиты, лезет ли с ухватом в печку, тащит ли горшок или плошку на стол, убирается ли на нём, стирает ли, моет ли посуду, чистит ли рыбу – всё как-то низко устроено, всё надо делать в наклонку. Просто, и выпрямляться незачем.
Захочет выпрямиться, подпихнёт сама себя рукой сзади, повыше поясницы, поднимет голову, посмотрит в окно на большак, прокомментирует: «Лукич куда-то помёлся. Небось, пенсию получил, так в Бардово в магазин пошёл. За това-аром». И опять согнётся, примет привычную позу.
Ходила она какой-то иноходью, мотало её, скрюченную, из стороны в сторону. Если куда идти подальше, обязательно брала высокую палку. Только так, с дрыном, могла выдерживать направление.
Отец рассказывал: «Стоят, бывало, мужики: Исай Афанасьевич и сосед его перед домами. Беседуют. Видят: из-за пригорка показались два горба. Их хозяйки подаются.
— Гляди, Исай: наши-то на велоспе-е-дах!
— Что-ты: гоншшицы!
Довольные, хахалятся. Раньше-то таких баб тут много было. Это сейчас всё-таки малость поудобней стало. И столы повыше, и плиты» ….
Редко присаживалась бабушка отдохнуть. И то – ненадолго. Всё время что-нибудь делала. Это уж привычка. Не вытравишь!
Даже, когда в преклонные годы большей частью жила в доме дочери, всё старалась что-нибудь делать. Тётя Маша уговаривала: «Мама, посиди спокойно или полежи. Что я без тебя тут не управлюсь?!». Нет, так и смотрит чего бы сделать, где непорядок. Заметит на полу соринку или бумажку – поднимет. Благо наклоняться недалеко.
Увидела паутинку под кухонным шкафом.
Древний такой шкаф на ножках. Бабушка говорила: «Шкап». Увидела и сразу смахивать паутинку. Махнула «граблёй» своей. А там мышеловка сработала и защемила ей пальцы. Ладно, что больно, так ведь застряла мышеловка под шкапом. Не отпускает руку. А дома никого больше не было.
И торчит бабушка в этакой-то позе. Хорошо, что окно на кухне низкое, можно исхитриться посмотреть. Увидела она, что по большаку мимо дома идёт сосед. Их, деревенский мужик. Мосейчук Александр, когда-то, в 30-е годы, приехавший в псковскую деревню с родителями — украинцами, спасавшимися от голода. Да так тут и осевший. Уж свои есть дети и внуки.
И надо же, спасибо ему, глянул он на окно. А там, смотрит, как машет кто-то. Это бабушка свободной рукой кое-как крутила. «Дыханье-то спёрло у меня, крикнуть сил нет никаких», — рассказывала она. Ну, зашёл он, спас бедолагу.
Уж она благодарила! Наказала зятю купить в Бардове бутылку вина. Пригласили спасителя, устроили пир. «Вот спасибо тебе, Саша! Ведь думала уже всё, пропала. Ах, лихо моё! А, каб не ты, так и пропала бы!»
Раскрасневшийся от вина и хорошей закуски гость отвечал: «Ты, Сергевна, чашше попадайся! Я теперь, буду мимо проходить, нарочно в окно стану заглядывать: не машет ли Сергевна?».
«Вот сколько раз я тебе говорила, мама, не суйся ты никуда. Разберёмся без тебя. Сиди, смотри телевизор. Нет ведь, под шкап её занесло», — сердилась тётя Маша.
Бесполезные слова. Как это ничего не делать? Внушить это бабушке было невозможно.