НИНА + САША…

Демобилизовавшись из армии, моя мама – Нина Михайловна Снитко – стала работать в Иванове по специальности: детским врачом в поликлинике.

Вскоре у неё завязалась переписка с неким моряком-балтийцем Сашей. Этот Саша написал первым. Адрес вместе с рекомендациями ему дал кто-то из бывших фронтовых сослуживцев мамы, который теперь оказался сослуживцем Саши.

Письмо и фотография бравого Саши произвели впечатление, и мама ответила. Чем дальше, тем больше проявлялось родство их душ. Почтовый роман достиг той точки, когда появление морского офицера Саши в Иванове в декабре 1947 года стало ожидаемым результатом почти двухлетней переписки.

Нина, преданно глядя в глаза Саше, первым делом запустила руки в рукава его шинели. Он понял, что всё: она его. Не зря он испросил десятидневный отпуск, позаимствовал новые ботинки у друга и сказал всем, что едет в Иваново жениться.

Благоприятное впечатление Саша произвёл и на родителей Нины: маму Александру Николаевну и отца Михаила Иосифовича. Последний в ответ на просьбу руки его дочери ответил согласием, но в свою очередь попросил, чтобы Нина не меняла фамилию, а осталась бы Снитко. Саша великодушно согласился.

Последовала череда представлений жениха многочисленным родственникам Нины. Ходили в гости. Саша, Александр Александрович был везде радушно принят и одобрен.

Наконец, они пошли в ЗАГС.

Жених стал заполнять заявление своим красивым, ровным почерком.

«Ха-ха… ты чего пишешь-то, Саш?», — засмеялась невеста, увидев, что в графе «Имя» он вместо «Александр» написал что-то странное, какой-то «Исай».

«Нет, всё правильно».

Невеста вскочила и убежала из ЗАГСа. Пришлось жениху её, плачущую, ловить, успокаивать, уговаривать, возвращать. Александр Александрович оказался… Исаем Исаевичем.

Как ведь было хорошо: красиво, нежно, породному – Саша. Но не столько диковинное имя её жениха вызвало такую реакцию невесты, сколько сам факт обмана.

Сразу скажу, мама, конечно, быстро простила отца. Она уже влюбилась в него без ума. Это было главным, остальное – мелочи.

Но вообще-то, если её папаша сознательно воспитывал в себе воинственную честность, сохраняя верность своему ещё детскому зароку, то мама выросла в этой атмосфере, как бы и не зная, что можно как-то иначе: хитрить, обманывать. Она впитала честность, как нечто само собой разумеющееся.

Мама не умела врать органически, совсем.

Она никогда и не врала. Её же обмануть было проще простого. Она всему сразу верила. Все, кто её знал, понимали, что соврать ей – всё равно, что обидеть ребёнка. Гораздо лучше сказать правду, какой бы неудобной она ни была. Тогда скорее встретишь и понимание, и сочувствие.

Свадьба состоялась 30 декабря 1947 года, после чего отец уехал к месту службы в город Таллин. Вскоре за ним последовала и молодая супруга.

Отец служил в морской авиации.

То и дело его переводили на новое место. Из Таллина – в Порккала-Удд. Это наша база в Финляндии, доставшаяся Советскому Союзу по результатам Второй Мировой Войны. Мне уже было три с половиной. Оттуда – в Пермь (тогда это был город Молотов), где отец повышал квалификацию в родном училище морской авиации (только что родился мой младший брат Саша), затем в Эстонию, в городок Рапла. Оттуда в Калининградскую область. Сначала в посёлок Гросс Курен (сейчас называется Приморье), а затем в город Пионерский, где задержались на четыре с лишним года.

И всюду мама с детьми следовала за отцом. Вещи зашивались в большие тюки, на которых отец выводил новый адрес, и отправлялись почтой. Мебель не возили. Мебель везде выдавали казённую.

У всех моих друзей, чьи отцы тоже были офицерами, мамы не работали. Негде было им работать. Моя же мама – врач, она трудилась в гарнизонных санчастях.

Ивановские родственники и друзья не раз упрекали маму за то, что она и сама таскается, и детей таскает за отцом по всяким мало приспособленным для жилья комнатушкам. Но никакого понимания у мамы эти их разговоры не находили. Как же так: раз уж вышла за офицера, надо терпеть. Не помню, чтобы она когда-нибудь теряла присутствие духа из-за этих переездов и бытовых неудобств. Во всём этом была даже какая-то романтика.

Когда в январе 1961 год отец демобилизовался,

и мы приехали на постоянное жительство в Иваново, то первое время жили впятером в комнате деда. Когда укладывались спать, то ступить уже было некуда. Отцу гарантировали выделение квартиры в течение трёх месяцев, но где три, там и десять.

Зато какое было счастье, когда в ноябре мы переехали в двухкомнатную хрущёвку в новом доме! Это — первая их собственная квартира. И хотя там была масса недоделок, не было горячей воды – ничто не могло омрачить радость новоселья.

В Иванове мама устроилась на работу в ГорСЭС (городскую санитарно-эпидемиологическую станцию) на должность санитарного врача по школьной санитарии.

Проверки санитарного состояния школ,

в особенности школьных столовых, стали её постоянным делом. Особая страда – приёмка пионерских лагерей в начале лета. Свои лагеря с пищеблоками тогда имели почти все предприятия.  Ни в один из них нельзя было завозить детишек без подписи санитарного врача в акте приёмки.

Вот уж где, на беду многих, во всю проявилась врождённая мамина честность. Она не придиралась по пустякам, отлично понимая, что совсем без замечаний не бывает. Но если видела действительно серьёзные недочёты, договориться с ней было в принципе невозможно.

Попытки уговорить её подписать акт под обещания всё исправить завтра-послезавтра были дохлым делом. Она просто не понимала этих разговоров. «Устраните, и всё подпишем». Она вела себя так, что взятки ей даже не предлагали.

Санитарным врачом мама проработала до самого выхода на пенсию. Но и спустя много лет её вспоминали. Кто с восхищением, кто, как кошмарный сон. Не раз я становился свидетелем таких воспоминаний. Но никто и никогда не ставил под сомнение её безупречную репутацию.

С отцом они прожили душа в душу 54 года. До самой его смерти на 81 -м году жизни в 2002-м. Мама скончалась в 2010 году, в то жаркое, небывало жаркое лето, которое не пережили многие старики. Ей шёл 91-й год.