НЕ ПОКАЖУ ВАМ МОИХ СЛЁЗ (4)
Заканчивается тетрадка «Мои воспоминания» описанием «жизни у чужих людей». Способности Миши к наукам и его тяга к знаниям стали очевидны уже всем. И родня, и соседи твердили, что ему непременно нужно получить хорошее образование. Когда Мише исполнилось 9 лет, мама отвезла его в Петербург, где со слезами оставила своё сокровище у некоего учителя Васильева.
Это был хороший знакомый мамы по прежней жизни в столице. Он промышлял тем, что подтягивал отстающих учеников, а также готовил ребят к поступлению в среднюю школу. Сейчас бы назвали это репетиторством, но дед ни разу не употребляет такое слово. Пишет, что это было чем-то вроде частной школы.
Несколько учеников он брал с проживанием в своём доме за очень дополнительные деньги. Вот Миша и стал одним из таких учеников.
«Васильевы (учитель и его жена) оказались нечестными хищниками…,
грубо и беззастенчиво обманывавшими маму… Жадные и скупые. Получали за нас немалые деньги, но кормили отвратительно… Каждый вечер я ложился спать голодным, но маме ничего не писал, не желая её огорчать.
А каково мне было сидеть за столом и наблюдать как они пожирали… присланных мамой поросят, гусей и индеек, а мне не давали ни малейшего кусочка!»
Когда один из учеников, «мучимый голодом», стащил ночью из буфета и слопал остатки пирога, а утром по крошкам на простыне был разоблачён, то «был дикий крик». Учитель ремнём порол несчастного до крови. Потом было решил приняться и за Мишу, но «я его изо всех сил укусил в руку, а когда он закричал и выронил ремень, я сказал ему, сверкая глазами: «Если тронете меня, я ночью возьму нож и вас зарежу!» История, леденящая кровь!..
На крик прибежала жена учителя и встала на защиту невиновного Миши. Но потом он подслушал, как выговаривала супругу: «Ты что же хочешь, чтобы он написал своей маме, и она взяла его от нас, когда нам от него выгода?!». Этот эпизод дед заканчивает пафосно: «Хищник понял хищницу и оставил меня в покое».
Вскоре пришло известие о смерти отца.
Об этом не без злорадства Васильев сообщил Мише. «У меня всё завертелось перед глазами, и страшная боль ударила меня в сердце. И какая же понадобилась мне выдержка, чтобы устоять на ногах! Не покажу вам моих слёз, решил я. А уже когда все улеглись, я уткнулся в подушку и рыдал всю ночь.
На следующий день, когда собрались недоучки, Васильев подвёл меня к ним и сказал: «Полюбуйтесь, у него умер отец, а он и слезы не пролил».
И великовозрастные дубины, поощряемые идиотом-педагогом, всячески стали издеваться надо мной. Но все их толчки, щипки, удары не могли сломить мою выдержку».
Все эти истории из тетрадки стоило рассказать
только для того, чтобы понятней стали истоки очень непростого, упрямого и независимого нрава деда. Вот так ковался его характер!
И ещё одна цитата про образование: «Васильев совершенно не занимался со мною. Я сам читал и разбирал то, что он мне давал, а затем перечитал всю его библиотеку. Это было весьма беспорядочное чтение. Я прочитал ряд наших классиков, много всяких романов и к десяти годам одолел все 12 томов Шекспира».
Что мог понять 10-летний пацан у Шекспира? Не знаю, перечитывал ли дед Шекспира позднее, но то, что сюжеты Шекспировских пьес он хорошо знал, подтверждаю. Мне приходилось присутствовать при его беседах о Шекспире с другими знатоками. Порой эти беседы выливались в горячие споры. У деда было своё мнение, с которого его уж не свернёшь.
Вообще его начитанность, литературные познания уступали разве что его же познаниям в истории.
Но историей он увлечётся позднее, уже в гимназии…
Учитель истории обратил внимание на гимназиста, всегда дающего развёрнутые ответы, всегда точного в хронологии и стремящегося разобраться не только в последовательности исторических событий, но и в их причинах, порой, не очевидных.
Такое заинтересованное отношение ученика к предмету не могло не греть сердце преподавателя. Он предложил Мише Снитко поговорить поподробнее о какой-то теме после уроков.
Эти их занятия за пределами расписания стали регулярными. Историческое образование заняло особое место. Учитель приносил книги по истории из своей библиотеки, а гимназист их с жадностью штудировал и удивлял тем, что и, спустя время, помнит прочитанное.
Я уже писал, что мой дед был первым учеником в гимназии, имел пятёрки по всем предметам. Для учителя же истории он стал любимым учеником, а история – любимым предметом нашего гимназиста.
В военном училище историю преподавал какой-то весьма именитый учёный-историк. С интересующимся предметом и уже много знающим юнкером Снитко у этого историка также сложились особые отношения. Они продолжались и за пределами аудитории.
Уникальная память юнкера, его познания в хронологии
поражали преподавателя. Он и сам иногда справлялся у юнкера Снитко, когда хотел уточнить дату какого-то малозначимого события. Тот помнил всё. Не нужно было рыться в книгах.
И в училище, и позднее, во время службы чтение исторических фолиантов, учёных записок и прочих публикаций, а фактически — углублённое историческое образование стало любимым занятием деда, которому посвящалось всё свободное время. Как сказали бы сейчас — хобби.