2. Фронтовая история

Когда Софье Михайловне сообщили, что её муж полковник А.А. Дьячков находится в прифронтовом лазарете, она немедленно засобиралась на фронт. Было непонятно: что с ним? Ранение? Какое, какой степени тяжести? В сообщении не было разъяснено. Она знала, что её долг быть там, с мужем.

Её отговаривали все: и военные, и знакомые, и Шурочка, конечно.

«Ну, куда вы поедете?! Там же война, стреляют. Неразбериха. Никакого транспорта. На вокзалах беженцы, мешочники. Суматоха. Билетов нет…  И без вас Александра Александровича не оставят без помощи ни врачи, ни сослуживцы»

Все резоны она пропустила мимо ушей и отправилась на поезде на фронт.

Хотя я слышал рассказ бабы Сони о её сумасшедшей поездке и прифронтовых скитаниях пару раз, вынужден приводить его в изложении. Из прямой речи помню только начало и одну повторявшуюся в разных вариантах фразу, которая, впрочем, всё объясняет.

Начинала она так:

— Я приехала на последнюю станцию, куда можно было приехать на поезде. Народу на перроне, на вокзале было видимо-невидимо!    С трудом протискиваешься, ничего не понять. Я сразу решила, что буду искать военного коменданта. Насилу разобралась, отыскала. Вхожу. Народу тоже много и все чем-то заняты. Подошла к самому главному, как мне показалось. Сказала кто я и что мне нужно на фронт. Он было за голову схватился… Но тут молодой офицер, очень любезный, говорит: «Я сейчас постараюсь разузнать: нет ли какой-нибудь попутной машины в ту сторону. А вы пока посидите здесь, а то в зале вас затопчут».

И вскоре он приходит. Оказывается, есть попутная машина, и он уже договорился, что мне дадут место. Он сам меня проводил и посадил в эту машину. Очень любезный молодой человек!

Проблема была в том,

что эта машина, по нынешним понятиям – страшенный тряский драндулет, порядочно не доезжала до нужного лазарета. Софье Михайловне пришлось делать ещё две пересадки. Оставшуюся часть пути она ехала на другой машине и на какой-то подводе.

Конечно, никогда бы она не нашла этой машины и этой подводы, если бы не «очень любезные молодые офицеры», которые попадались ей во всех пунктах маршрута.

Прибыв, наконец, в лазарет, она узнала две вещи: во-первых, что муж её не был ранен. Его сразила какая-то хвороба (что это была за болезнь, баба Соня не уточняла, а я не спрашивал). Во-вторых, что его уже увезли в ближайший госпиталь, где лучше условия и больше врачей.

Рядом готовился к отправке в этот госпиталь грузовик с ранеными. Надо ли говорить, что один «очень любезный молодой офицер» пристроил нашу даму на этот грузовик, а другой любезно уступил ей своё место в кабине, а сам перебрался в кузов.

К вечеру она достигла-таки цели. Но в госпитале ей сказали, что буквально накануне полковника Дьячкова санитарным поездом отправили в Петроград.

Нужно было покидать фронт и возвращаться в Петроград.. Но не на ночь же глядя! Её любезно покормили, а один «очень любезный молодой офицер», видимо из медиков, предоставил ей на ночь свою комнату. Где ночевал сам — не знаю, может быть дежурил.

Утром её со всей любезностью усадили в попутную машину, направлявшуюся на станцию.

На станции было настоящее столпотворение.

Люди штурмовали вагоны, лезли на крышу. Шум, гам, сумасшедший дом! Но два «очень любезных молодых офицера» проторили дорогу в вагон и усадили Софью Михайловну у окна, подвинув других пассажиров. Затем они препоручили заботу о ней офицеру-попутчику и пожелали доброго пути…

Этот рассказ бабы Сони я вспомнил, когда уже в 90-е смотрел одно из последних телеинтервью академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва. В числе прочего, он посетовал тогда, что из нашей жизни совсем ушло слово «любезность». А ведь это было. И не просто слово, а понятие, стиль. Любезный стиль был обязательным для культурного человека. Сейчас этого почти нет, сокрушался Дмитрий Сергеевич…

А Софья Михайловна, благополучно вернувшись в Петроград, без труда нашла своего мужа в военном госпитале и стала его регулярно навещать.

Увы, спасти его врачи не смогли. Через некоторое время полковник  А.А. Дьячков скончался.

Заканчивая свой рассказ, баба Соня обязательно прибавляла:

— Хоронили его в марте 1917 года в последний день, когда полковника ещё провожали со всеми почестями и по ритуалу, установленному в царской армии. Уже со следующего дня Временное Правительство все эти ритуалы отменило.

«Эк он у вас проскочил! Прямо за последний вагон зацепился» — весело отреагировал кто-то из слушателей.

Баба Соня не оценила такой шутливый тон:

— Да. Очень торжественно было и трогательно.

А уж как Временное Правительство внедряло демократические принципы в армии и чем это кончилось – отдельная песня.